Ее губы улыбнулись мне, а глаза как будто засияли, тем не менее их выражение и на этот раз осталось прежним.
С этого дня наши отношения изменились. Мы стали подругами. Она была благодарна мне за то, что я ее не выдала, а я ужасно гордилась собой. Теперь Селия мне нравилась. Нам ведь всегда нравятся облагодетельствованные нами люди.
Итак, все были довольны, и спустя месяц Селия уже была полноправным членом нашей семьи.
Тетя Марта объявила, что отныне Селия будет садиться за стол с нами, потому что глупо продолжать носить ей подносы наверх, а о том, чтобы позволить ей есть на кухне со слугами не может быть и речи. Мы начали обращаться к ней по имени и брать ее с собой в церковь. Дочери священника убедили ее принять участие в церковно-приходской жизни и не пожалели об этом. Она вышила множество чехлов для чайничков, пользовавшихся большим спросом на благотворительных ярмарках, и увлеченно бралась за любую работу.
Временами в доме ощущалось необъяснимое напряжение. В таких случаях я шла на галерею и разглядывала портреты Маргарет и других дам, шеи которых украшал жемчуг.
Мне очень хотелось знать дальнейшую судьбу ожерелья Ашингтонов. Скорее всего, они достались моему отцу. Ведь они всякий раз переходили к старшему сыну и уже через него к его жене, а затем к жене старшего сына. Но кому они достанутся, если сын так и не родится? Мне очень хотелось спросить об этом у теток. Вероятно, Мабель сможет мне это объяснить?
Но что же меня беспокоило? Возможно, все дело было в тете Марте? В ней по-прежнему ощущалась какая-то необъяснимая решимость, как будто у нее в голове созрел очередной план. Кроме того, меня тревожила мама. Она продолжала ожидать Тома Меллора и сценарий, который опять позволит ей взлететь на вершину театрального Олимпа. Появление Селии оказало на нее сильное влияние. Иногда я думала, что это к лучшему, но временами начинала в этом сомневаться. Селия подолгу разговаривала с мамой. Они вместе пили чай в маминой комнате, готовя его на маминой старой спиртовке. Мама привезла ее с собой, потому что в театре она привыкла пить чай в самое неподходящее для этого время. Мег часто жаловалась мне на нее:
— Чаю! Чаю! Она и среди ночи требует чаю!
Так что мне очень хорошо была знакома эта спиртовка.
Иногда они приглашали меня присоединиться к ним. Я становилась свидетелем того, как мама оживленно рассказывает Селии о театре и даже проигрывает для нее отрывки из разных пьес. Я радовалась, видя ее такой веселой, но потом она неизменно погружалась в глубокую депрессию.
Я спрашивала себя, известно ли Селии о связи мамы с Эверардом Херрингфордом и оборвавшей ее трагедии. Она, вне всякого сомнения, была отлично знакома с театральной карьерой Айрини Раштон. Однажды, когда мы прогуливались в лесу, я решила прощупать ее на этот счет.
— Ты слышала о последней маминой пьесе? — нерешительно поинтересовалась я.
— Той, которая шла всего месяц?
Я поняла, что она в курсе всего.
— Такая жалость, что она сидит в этой глуши, в то время как ее место на сцене, — продолжала Селия.
— Ей пришлось очень трудно… — подхватила я.
Селия ускорила шаги и прошла вперед. Мне показалось, она нервничает. Затем она обернулась ко мне.
— Я читала об этом в газетах… О мужчине, который покончил с собой… об этом политике. Это все было так страшно… мне было ужасно жаль ее.
— Значит, ты все знаешь.
— Я почти ничего не знаю. Просто я прочитала статью в нашей местной газете… и я поняла, о ком идет речь, потому что видела ее на сцене. А правда, что эти события положили конец ее карьере?
— Да, — кивнула я, — это правда.
— О, это так трагично!
— Должно быть, ты очень удивилась, встретив ее здесь? Или ты помнила ее настоящую фамилию?
— Настоящую фамилию? — удивление изобразили ее дрогнувшие губы. Глаза опять остались неподвижны. — Ах… Ашингтон! Нет, не думаю, что я слышала это имя раньше. Ее ведь знали как Айрини Раштон, верно? Я не знала, что у нее есть другая фамилия. Поэтому, увидев ее здесь, я не поверила собственным глазам.
— Хорошо, что ты у нее есть, — сказала я. — Она привыкла к поклонению… думаю, появление поклонницы ее немного утешило.
— Мне нравится расспрашивать ее о театре. Это так интересно!
Я не ошиблась, думая, что тетя Марта опять что-то планирует. В ее планы меня посвятила мама. Стоял конец ноября, было довольно тепло, хотя сыро и туманно. Мама опять слегла с простудой.
Однажды днем она не встала с постели, и я поднялась к ней, чтобы приготовить ей чай.
Мама была в дурном расположении духа.
— Я ненавижу этот дом все сильнее, — заявила она мне, когда я подала ей чашку.
Я присела рядом с кроватью, сделала глоток чая и промолчала. Эту фразу я слышала уже сотни раз.
— Марта что-то задумала, — не унималась мама. — Говорю тебе, Сиддонс, от ее взглядов у меня мороз ползет по коже.
— Ты это и раньше говорила.
— Я помню, как приехала сюда с твоим отцом. Она постоянно интересовалась, не забеременела ли я. Если бы ты оказалась мальчиком, все было бы иначе. Ты бы получила эти проклятые жемчуга и жену, призванную их носить. Они бы поспешили тебя женить и принялись бы ожидать рождения следующего наследника. Но твой отец их разочаровал. Он предал семейную традицию. Два совершенно неудовлетворительных брака, и ни одного наследника мужского пола. Но Марта не из тех, кто сдается. Кому теперь должно принадлежать фамильное ожерелье? Сейчас дело обстоит так, что роду Ашингтонов грозит исчезновение. Значит, Ашингтонам ожерелье уж точно не достанется. Комедия, да и только. Но Марта отнюдь не комедийный персонаж. — С этими словами мама вручила мне пустую чашку. Когда я поставила ее на столик и вернулась к постели, она схватила меня за руку. — Сиддонс, она что-то задумала. Я это точно знаю.