Украденные ночи - Страница 82

Клития восприняла это предложение с восторгом. Она радовалась тому, что теперь мне не нужно будет ездить туда и обратно, и все это время я проведу с ней. Она сама заехала за мной. Я положила в дорожную сумку несколько платьев и других мелочей, которые могли мне понадобиться, попрощалась с Клинтоном, и мы тронулись в путь.

Окна комнаты, отведенной мне в отцовском доме, выходили в сад, за которым начинался лес. На столе стояла большая ваза с ветками цветущей калины. Это Клития позаботилась о том, чтобы я чувствовала себя желанной гостьей. Она беспрестанно твердила мне, как она счастлива принимать меня под своей крышей. Я не могла не задаваться вопросом, видится ли Клинтон с Анулой или другими женщинами. Я понимала, что неуверенность теперь всегда будет отличительной чертой наших взаимоотношений. В них не было места доверию и чувству защищенности.

Но на это короткое время я хотела обо всем забыть. Я собиралась с пользой проводить время с Сетом, пополняя свой багаж знаний о плантации. Кроме того, мне предстояло тесное общение с Клитией, стремительно превращавшейся в мою ближайшую подругу. Как я радовалась тому, что у меня теперь есть сестра. И пусть она во многом отличается от меня, все же главное то, что мы так замечательно с ней поладили.

Я оглядела комнату с кремовыми занавесками из мадрасского хлопка, с неизбежным противомоскитным пологом и затянутыми сеткой окнами и почувствовала, что мне и в самом деле рады. Я твердо решила насладиться своим пребыванием здесь, выбросив из головы все мысли о Клинтоне и о том, как он проводит время, находясь вдали от меня. Столкнувшись лицом к лицу с Анулой, задав мужу прямые вопросы относительно его связи с этой женщиной и получив не менее прямые ответы, я нуждалась в передышке, пусть и короткой. В характере Клинтона была одна добродетель, которую я высоко ценила. Он никогда не стремился лгать. Вот и в этом случае он тоже не стал выкручиваться, как поступили бы на его месте другие мужчины. Он прямо и честно заявил: «Да, она была моей любовницей». Что мне хотелось знать, так это, порвал ли он с ней. Познакомившись с Анулой и зная Клинтона, мне нетрудно было представить, что они способны с легкостью возобновить прерванное общение.

Но, по крайней мере, у меня появилось время, чтобы все обдумать и принять наиболее правильное решение относительно того, как мне поступить дальше.

Утром мы вместе с Сетом объезжали плантацию, гордо осматривая бескрайние склоны холмов, густо поросшие свежими зелеными чайными кустиками. Мне приятно было наблюдать за склонившимися над растениями сборщиками чайных листьев, у каждого из которых через плечо висела большая корзина. В основном это были женщины, и выглядели они очень колоритно, поскольку их головы были повязаны большими цветными платками, ниспадавшими на плечи и защищавшими их от жаркого солнца.

Возвращаясь домой, я общалась с Клитией и юным Ральфом. Мы вместе гуляли в саду и по лесу, где он всегда бежал к дереву, на котором был вырезан его инициал, и разговаривал с ним. Из малыша ключом била энергия, и он мог назвать очень многие из окружающих нас растений. Но он никогда ничего не срывал.

— Им больно, — пояснял он, — им нравится расти в земле. Им тут лучше.

Таким малышом нельзя было не гордиться, и любовь Клитии к нему проявлялась в каждом взгляде, обращенном на сына, и в каждом ее жесте. Однако он был очень самостоятелен и всячески пытался избавиться от чрезмерной, по его мнению, опеки. Он выглядел старше своих четырех лет, уже умел немного читать и любил слушать истории, теряя к ним интерес, если они получались чересчур затянутыми. Ему также частенько не нравился конец той или иной истории, и тогда он придумывал свой собственный.

Шеба не спускала с него глаз, и я замечала, что за мной она тоже наблюдает. Теперь, зная о ее родстве с Анулой и об отношениях между Анулой и моим мужем, я лучше понимала причину ее интереса. Неужели она рассчитывала, что Клинтон женится на Ануле, спрашивала я себя. Все же я признавала, что у нее были причины относиться ко мне с антипатией. Ведь, кроме всего прочего, я унаследовала плантацию, которая, по ее мнению, должна была достаться Клитии и Сету. Чего же удивляться тому, что мое появление ее не обрадовало? Именно в этом и крылась разгадка мрачных взглядов, провожавших меня, куда бы я ни шла. Иногда от этих взглядов у меня по коже полз холодок.

Спустя несколько дней после моего приезда я узнала, что в Мангании затевается грандиозный праздник. Вообще-то, традиционным местом его проведения был Канди. Ральф был бы счастлив туда поехать, но Клития считала, что он еще слишком мал, чтобы везти его так далеко. Поэтому все пришли в восторг, узнав о том, что празднества пройдут так близко к дому.

Всю плантацию охватило волнение. На праздник собирались все без исключения. Он был известен как Эсала Перахера и всегда проводился при свете факелов.

— Мы все туда поедем, — заявила Клития.

Шеба покачала головой и сказала, что для Ральфа это слишком поздно. Клития пресекла все ее возражения, заявив, что малыш никогда ее не простит, если узнает, что это она его не пустила.

— Одна ночь ему не повредит, — добавила она.

На том и порешили.

В день праздника, а также весь предшествовавший ему день на плантации и в доме царило лихорадочное возбуждение. В Манганию отовсюду стекались толпы паломников. Процессия должна была начаться около восьми часов, вскоре после наступления темноты.

Участники процессии начали прибывать рано утром. Мы поехали в Манганию перед ланчем, чтобы на них посмотреть. Ральф от волнения не мог усидеть на месте. Он подпрыгивал на сиденье и теребил нас, требуя, чтобы мы вместе с ним смотрели на слонов.