— Расскажите мне о его болезни.
— Да вы ведь и сами все видели. Там эту болезнь лечить не умеют. Поэтому он и приехал домой. Я не знаю, какой приговор вынесет ему врач, но в любом случае он будет тяжелым. Это я понял еще на Цейлоне, из разговора с нашим местным доктором.
— Поживем — увидим, — пробормотала я. — Спасибо, что проявили участие.
— Мы ведь соседи. Кроме того… — он пожал плечами и замолчал. Я ждала продолжения, но его не последовало.
Несколько минут мы просто молча ехали рядом. К этому времени мы уже довольно далеко углубились в чащу. Все вокруг было окутано туманом, придававшим лесу какой-то загадочный вид. Как будто пушистое облако опустилось на верхушки деревьев, в отсутствие листьев обретших странный и фантастический облик. Я всегда считала, что зимой деревья намного живописнее, чем летом. Загадочные очертания их крон порождали в моем воображении самые невероятные истории.
— Ах, как чудесно! — неожиданно произнес он. — Знаете ли, когда я изнываю от жары, а за окном ни на секунду не прекращается тропический ливень, я мечтаю об Англии. Хотя в основном мне грезится английская весна. Но сейчас мне кажется, что на свете нет ничего лучше верховой прогулки по осеннему лесу.
— Мне приятно это слышать.
— И еще нет никого, кого я предпочел бы видеть на вашем месте. Это вам тоже приятно слышать?
— Я скорее удивлена, чем обрадована.
— Бросьте, Сэйра. Вы напрашиваетесь на комплименты.
— Я удивлена тем, что вы опускаетесь до лести. Вы успели убедить меня, что это вам чуждо.
— Разумеется, чуждо. Поэтому я говорил искренне. Я очень рад, Сэйра, что вы именно такая, какая есть.
Мы выехали на хорошо знакомую мне просеку, и я пустила лошадь в легкий галоп. Он быстро меня догнал. У меня было перед ним преимущество: я хорошо знала этот лес и решила этим воспользоваться. Мне страстно захотелось оторваться от него. Как было бы забавно, если бы он заблудился! Я резко свернула на одну из тропинок, зная, что вскоре меня ожидает обширная вырубка, где мне предоставится возможность пустить лошадь в галоп.
Этот лес возник здесь во времена Вильгельма Завоевателя. Местами он сохранил свой первозданный облик, но кое-где его вырубили, и на вырубках, как грибы после дождя, выросли крошечные деревушки. Лес протянулся на пятьдесят миль, и, по мнению тети Марты, заблудиться в нем было «легче легкого». Когда я впервые приехала в Грейндж, она сразу же предупредила меня о необходимости быть настороже. С тех пор я хорошо изучила часть леса, прилегающую к нашему поместью, но знала, что, когда на него опускается туман, все вокруг преображается и становится незнакомым. Людям, плохо знающим местность, все деревья кажутся похожими друг на друга, и они начинают бродить кругами, сами того не замечая.
Если бы он заблудился, это послужило бы ему хорошим уроком в смирении гордыни.
Я поскакала быстрее. На пути лежала деревушка — лабиринт улочек и переулков. Я свернула в один из переулков. Впереди показалась опушка леса, густо поросшая раскидистыми елями, способными скрыть всадника. Я скользнула за деревья раньше, чем он показался из-за угла. Не успела я остановиться, как услышала топот копыт его лошади, проскакавшей мимо.
Я беззвучно расхохоталась.
— Ну что, Херувим, — обратилась я к коню, — кажется, нам удалось от него избавиться, как ты думаешь?
Выехав из леса, я направилась обратно.
Однако моя радость оказалась несколько преждевременной. Я могла бы и предположить, что обмануть его будет нелегко. Он быстро раскусил мою хитрость и повернул обратно. Я не успела спрятаться еще раз, потому что он уже оказался рядом.
— Мне всегда нравилось играть в прятки, — сообщил он.
— Я разглядывала ели, — пояснила я. — В этом году они особенно зеленые и блестящие. Мне кажется, это предвещает суровую зиму.
Он не ответил, но я поняла, что еще раз провести его мне не удастся.
Мы ехали через лес около часа, после чего я заметила, что нам следует поворачивать обратно. В это время года темнело рано, а туман означал, что сумерки спустятся раньше обычного.
Когда мы выехали к станции, от которой до нашего дома по прямой было всего-то около мили, я предложила сократить путь и кратчайшей дорогой вернуться домой.
— Стемнеет не раньше, чем через час, так что время у нас еще есть, — ответил Клинтон. — Давайте еще ненадолго углубимся в лес.
Мне было немного не по себе после неудавшейся попытки побега, стыдно за подобное обращение с гостем, и чтобы хоть немного искупить свою вину, я согласилась.
Проехав совсем немного, мы наткнулись на небольшую хижину, со всех сторон окруженную лесом. Выглядела она очаровательно.
— Кто здесь живет? — спросил Клинтон.
— Сейчас дом пустует, — ответила я. — Но он принадлежит нам. Мы сдаем его на лето отдыхающим. Он находится слишком далеко, чтобы пустить сюда кого-то из слуг. Тетки планируют опять сдавать его следующим летом.
— Он очень мил. Давайте его осмотрим.
Дикий виноград со всех сторон оплел стены этой хорошенькой хижины. Листья покраснели, и домишко смотрелся чрезвычайно живописно.
— Как здесь тихо! — прошептал Клинтон. — Вот послушайте!
Мы замерли, и я почувствовала, что меня опять охватывает волнение. Я наслаждалась нашей прогулкой. В то же время меня тревожило то, что я не имею ни малейшего представления о том, чего мне следует от него ожидать.
— Давайте посмотрим, быть может, здесь кто-то живет, — опять предложил он.
— Говорю вам, здесь никого нет. Я помню, как мне об этом говорила тетя Марта. Этот дом называется Попугаячья хижина. Когда-то очень давно у одного из жильцов был попугай. Хозяин попугая был старым моряком, и этот попугай выкрикивал очень странные слова, которые разносились по всему лесу.